И тогда стыд и ненависть накатывали волной с такой силой, словно это была головная боль, и Пэтти теряла веру не только в себя, но и во все человечество. Волки-оборотни. Книга Денбро — та самая, которую она пыталась прочесть и, не дочитав, отложила в сторону, — была как раз о волках-оборотнях. Волки-оборотни, черт подери! Что такой человек может знать о волках-оборотнях?
Впрочем, большую часть времени Пэтти не испытывала столь мрачных мыслей, ей было хорошо. Она любила мужа, любила свой дом и обычно была способна наслаждаться собой и жизнью. Все было хорошо. Конечно, не все было гладко, да разве бывает все гладко? Когда она согласилась выйти замуж за Стэнли, ее родители были разгневаны и огорчены. Пэтти познакомилась с ним на студенческой вечеринке. Стэн приехал в ее колледж из Нью-Йоркского университета, где был студентом-стипендиатом. Представил его их общий друг, и к концу вечеринки у нее мелькнуло подозрение, что она влюбилась. К началу зимних каникул Пэтти уже не сомневалась на этот счет. Весной Стэнли подарил ей небольшое бриллиантовое кольцо с продетой в него маргариткой, и Пэтти приняла предложение Стэнли.
В конце концов, несмотря на все колебания и волнения, родители дали согласие на их брак. А что им оставалось делать? И это несмотря на то, что Стэнли вскоре должен был выйти из университета и окунуться в рынок труда, где уже подвизались легионы молодых бухгалтеров, причем нырнуть в это море ему предстояло без всякой поддержки со стороны родителей и родственников: самым близким для него человеком была их дочь. Но Пэтти была взрослой женщиной, ей было двадцать два года, и в скором времени она тоже закончит институт и получит ученую степень бакалавра искусств.
— Я буду содержать этого пройдоху до самой смерти, — сказал как-то вечером отец Пэтти; она слышала эти слова. Родители ходили в гости обедать, отец вернулся домой подшофе.
— Тише! Она услышит тебя, — сказала Руфь Блюм.
Пэтти не спала до рассвета — лежала в постели. В глазах не было слез, ее бросало то в жар, то в холод. Она ненавидела отца и мать. В последующие два года она пыталась избавиться от этой ненависти, но в душе у нее к тому времени накопилось слишком много злобы и ненависти. Порой, когда она разглядывала себя в зеркале, она видела эти неизгладимые следы ненависти и злобы — тонкие, едва заметные, однако ж морщины. И все-таки то сражение она выиграла. Стэнли помог ей.
Его родителей в равной степени тревожила эта женитьба. Они, конечно, не верили, что Стэну суждено прозябание в нищете, но полагали, что «дети немного поторопились». Дональд Урис и Андреа Бертоли сами поженились рано, еще в начале двадцатых годов; похоже, они забыли об этом.
Один Стэнли, казалось, был уверен в себе и будущем и не хотел замечать рифов, которые видели на пути «детей» родители. И в конечном счете его уверенность в будущем, а вовсе не страхи родителей, оправдалась. В июле 1972 года, не успели еще высохнуть чернила на дипломе, Пэтти получила работу — преподавать стенографию и английский деловым людям в Трейноре, небольшом городке, находящемся в сорока милях к югу от Атланты. Всякий раз, когда Пэтти впоследствии вспоминала, как ей удалось получить эту работу, она, казалось, испытывала удивление и содрогание. Она составила список сорока вакансий по объявлениям в учительских журналах, за пять вечеров написала сорок писем — по восемь каждый раз; она просила, чтобы ей предоставили более подробную информацию о работе и прислали бланки анкет. Из двадцати двух ответов явствовало, что вакансии уже заняты. В других случаях к ней, соискательнице, предъявлялись такие высокие требования, что Пэтти сразу смекала, что шансов на успех у нее нет. Подать заявку означало бы попусту тратить время и деньги как для нее самой, так и для нанимателей. Оставалась еще дюжина вакансий. Они мало чем отличались одна от другой. Когда Пэтти ломала голову, размышляя, сможет ли она управиться с дюжиной заявок и при этом не спятить с ума, вошел Стэн. Он посмотрел на бумаги, разложенные на столе, затем постучал по письму инспектора трейнорских школ, письму, которое никак не казалось ей более привлекательным, чем остальные.
— Вот, — сказал он.
Она подняла на него глаза, пораженная простой уверенностью, прозвучавшей в его голосе.
— Что ты знаешь о Джорджии, чего я не знаю? — спросила она.
— Ничего, я единственный раз видел в кино.
Она посмотрела на Стэна и вскинула бровь.
— «Унесенные ветром». С Вивьен Ли и Кларком Гейблом. Помнишь: «Я обдумаю это завтра. Утро вечера мудренее». Похож я на уроженца Юга, Пэтти?
— Да. Южный мустанг. Если ты ничего не знаешь про Джорджию и никогда там не был, так почему тогда…
— Потому что я знаю наверное.
— Ты не можешь этого знать, Стэнли.
— Знаю наверняка, — просто возразил он. — Знаю.
Она посмотрела ему в глаза и поняла, что он не шутит
Нет, он и не думал шутить. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Откуда ты знаешь?
До этого Стэн улыбался, сейчас улыбка сошла и на мгновение лицо его приняло озабоченное выражение. Глаза потемнели, как будто он глядел куда-то в себя, советуясь с каким-то внутренним устройством, которое тикало и жужжало без сбоев и в котором он разбирался не более, чем рядовой обыватель в работе ручных часов.
— Черепаха не могла нам помочь, — внезапно произнес он. Произнес вполне отчетливо. Пэтти хорошо уловила эти слова. Стэн непрерывно смотрел как бы внутрь себя — напряженно и удивленно. Это начало пугать Пэтти.
— Стэнли? Ты о чем? Стэнли?
Лицо его искривилось, по телу пробежала дрожь. Пэтти ела персики над бланками анкет. Стэн задел блюдо рукой. Оно упало на пол и разбилось. Взгляд мужа, казалось, прояснился.
— Ох, черт! Прости, пожалуйста.
— Пустяки. Стэнли, ты о чем говорил?
— Я забыл, — признался он. — Но мне кажется, нам надо подумать о Джорджии, моя дорогая.
— Да, но…
— Поверь мне, — сказал он.
И она поверила. Собеседование прошло блестяще. Когда Пэтти, возвращаясь обратно в Нью-Йорк, садилась в поезд, она знала: работа ей обеспечена. Инспектор сразу почувствовал к ней симпатию, и он ей понравился. Спустя неделю пришло письмо-подтверждение. Управляющий учебными заведениями брал ее на испытательный срок и предложил девять тысяч двести долларов.
— Ты будешь жить впроголодь, — уверял Герберт Блюм, когда дочь заявила, что собирается принять это предложение. — И будешь крутиться как белка в колесе.
— Пустяки, Скарлетт, — усмехнулся Стэнли, когда Пэтти пересказала ему слова отца. До этого она была в ярости, чуть не плакала, а тут рассмеялась. Стэнли подхватил ее на руки.
Они действительно крутились как белки в колесе, но голод обошел их стороной. 19 августа 1972 года они поженились. Пэтти Урис легла на брачную постель девственницей. Когда в курортной гостинице Поконоса она разделась догола и скользнула под холодные простыни, в душе у нее все кипело и бушевало — молнии желания и сладкой похоти, грозовые тучи страха. Стэнли, тоже обуреваемый желанием, весь как натянутая струна лег рядом, пенис его походил на восклицательный знак, торчащий из рыжеватого пушка.
— Только не делай мне больно, милый, — попросила Пэтти.
— Я никогда не сделаю тебе больно, — сказал он, обнимая ее. И он сдержал свое обещание — честно держал его вплоть до 28 мая 1985 года, того самого дня, когда он принял эту злосчастную ванну.
Преподавание у нее шло хорошо. Стэнли меж тем устроился водителем грузовика при булочной за сто долларов в неделю. В ноябре того же года, когда в Трейноре открылся огромный торговый центр, Стэн получил место в конторе «HR°» уже с окладом в сто пятьдесят долларов. Совместный доход Урисов в ту пору равнялся семнадцати тысячам в год — это казалось баснословно много: в то время бензин стоил тридцать пять центов за галлон, а батон белого хлеба — тридцать центов. В марте 1973 года Пэтти Урис без помпы и суеты отказалась от противозачаточных таблеток.